Читать книгу "Королевы Иннис Лира  - Тесса Греттон"

В большинстве моментов жизни Моримарос добивался результатов путем управления своеобразной схемой. Король Аремории мог изменить ситуацию, сделать выбор, чтобы улучшить отдачу, достичь хорошего, лучшего и даже наилучшего результата. Всегда существовала надежда: Аремории от этого шага, от произнесенного им слова, от выбранного им пути, ведущего к концу, станет лучше.

Впрочем, в больничной палатке Моримарос не мог ни на что повлиять.

Ничего не мог изменить.

Здесь результаты умоляли, плакали, умирали целыми рядами в забрызганной кровью палатке, и любому королю было уже слишком поздно что-то менять.

Поэтому Марс позволял себе избегать этого кошмара, притворяясь важным, и подобное поведение затмевало его трусость: в Моримаросе нуждались во многих других местах, он не мог помогать умирающим, он должен был расставлять приоритеты.

Люди Моримароса воевали с соседним королевством Диота с тех пор, как отец нынешнего правителя Аремории умер три года назад, и это королевство решило пойти на внутренний раскол Аремории, но Моримарос и его воины надеялись на скорую капитуляцию короля Диота. Это последнее сражение много стоило Аремории, хотя Марс не был уверен, как действовать дальше.

Утро было ясным, несмотря на огромные вздымающиеся облака дыма, поднимающегося над каменистой долиной, где с обеих сторон дороги после полуночного пожара тлели мертвые. Марс стоял в нескольких шагах от полога больничной палатки, желая, чтобы солнце светило ярче. Он сжал колени, руки – по бокам. Моримаросу практически стукнуло двадцать пять, он был успешным воином и королем. Никакой борьбы: король Аремории сильнее, и он не трус, однако вход в палатку все так же представлял собой черную треугольную пасть, обещавшую лишь тоску в виде тихих стонов и резких голосов, вонь гниющих людей и запах крови. Прошлой ночью было еще хуже – отчаяние и распиливание костей. Раздавались крики, туда-сюда носились целители, отдавали приказы, и им подчинялись. Они останавливали кровь, засовывали припарки в зияющие раны, вправляли кости. Молились.

Моримарос сам был ранен, хотя и принимал отчеты от шатающихся, утомленных командиров в своей палатке.

Сапоги Нованоса захрустели по гравию, когда Марс подходил к палатке. Моримарос на мгновение почувствовал облегчение, надеясь, что у того человека к нему срочные дела, и он мог отвлечь короля от этого неприятного долга.

Однако Нованос остановился около Марса, сделал глубокий, мягкий вдох, задержал его и медленно выдохнул. Марс позволил себе улыбнуться и сделал похожий вдох, позволяя плечам расслабиться под тяжелой кольчугой и кожаной курткой, которую он носил. Моримарос похлопал Нованоса по плечу. Тот был примерно одного с королем возраста и являлся его родственником через ряд кузенов, хотя Нованос и не предъявлял официальных претензий на королевское происхождение из-за сложных брачных договоров. У Нованоса были жидкие светлые волосы, достаточно длинные, но темно-оливковые от воды. Оранжевая форма мужчины отличалась чистотой. На нем был не тот комплект, который он носил во время вчерашней битвы, в отличие от Марса с его грязной и вымазанной бурой кровью одеждой.

– Сюда, – тихо сказал Нованос, ведя Марса по боковому проходу. Палатка была вытянутой, длинной, сделанной из прочных деревянных столбов и брезентовых, в заплатах, слоев на крыше. Их можно было сдвигать под углом для достижения большего или меньшего количества света, выпускать дым или сдерживать дождь. Мужчины проходили мимо спящих на койках воинов у двери, с легкими ранениями, но все еще нуждающихся в больничном отдыхе. Перекрытия отделяли хирургию от зоны отдыха и от самого левого прохода, который был предназначен для людей с самыми тяжелыми и конкретными ранениями. Мужчины и женщины, а также некоторые дети постарше сновали повсюду с водой и бинтами, горячей едой и одеялами. Целители в белоснежных туниках были сосредоточены на своих пациентах, однако помощники и медсестры останавливались, когда проходил Марс, кланялись или отдавали честь, если руки были свободны. Люди узнавали Моримароса по короне, выгравированной на ярком серебряном наплечнике левого плеча короля Аремории. В остальном он не выделялся, будучи довольно непримечательным, с типичными для Аремории каштановыми стрижеными волосами, с обычной бородой, голубыми глазами и загорелой кожей. Марс изобразил спокойное, уверенное выражение лица, стремясь выразить сочувствие, а не всевозрастающее горе, которое он в действительности ощущал. Многие из тех, кто находился ближе ко входу палатки, вполне выживут, за исключением особо тяжелых случаев. Некоторые воины беспокойно спали, другие пытались отдать честь прямо с коек. Моримарос шептал им, чтобы раненые успокоились, и благодарил каждого за победу.

Никто не высказал ему гнева или недоверия. Марс знал, что даже лежа в муках и страхе, эти мужчины и женщины были рады видеть того, кто был причиной их страданий, и это унижало короля Аремории.

Он опустился на колени рядом со старшим воином с седой бородой, покрывающей половину его лица. Свежая, но уже зашитая рана сороконожкой ползла вверх по его подбородку и щеке, а голова и челюсть были обернуты повязкой, которая не давала воину возможности говорить. Марс сжал руку несчастного и поддерживающе кивнул.

Рядом с ним терпеливо ждал Нованос.

Стоя, Марс наклонился к другу, и они продолжили:

– Я этому виной, – признался молодой правитель.

Нованос нахмурил брови:

– Звучит мелодраматично, сэр.

– Никто никогда не винил меня в этом.

– Старшая королева, без сомнения, думала об этом, – тихо произнес Нованос, не оставляя места для разногласий.

Марс останавливался возле каждого воина, к которому подходил. Король дотрагивался до их рук и волос, кивал, сумрачно улыбался, комментировал очевидную доблесть пациента и признавался, что впечатлен чужими шрамами. У него болела голова, но король Аремории вел себя спокойно, стиснув челюсти под ободряющей улыбкой. Он думал о своем отце, когда-то проходившем через толпы людей и совершавшем те же самые вещи. Марс хотел сидеть у каждой кровати и узнавать их имена и семьи, делиться историями и откровенностью в ответ. Он мог так поступать, но лишь в прошлом. С тех пор как умер отец и Марс был вынужден избавиться от анонимности, воины держали дистанцию с ним, которую он ненавидел.

Его отец виделся воинам в том же свете – его суровое и отрешенное лицо, впрочем, никогда не было жестоким или невинным. «Король – это символ», – так он говорил.

– Корона – это бремя, потому что именно она делает тебя хозяином всех причин и последствий в жизни и даже дольше. Хорошее и плохое. Мужчина не может дружить с причиной.

– У тебя ведь есть друзья среди твоих людей, – сказал тогда Моримарос.

– Я многих люблю, и меня любят – и как человека, и как короля. Однако нет ни одного человека во всей Аремории, которого я мог бы искренне назвать другом. Не бывает дружбы без баланса сил. В этом мы неравны ни с кем на этой земле, ведь наше слово – закон, и оно может отправить любого мужчину, женщину или даже ребенка на смерть.